Варшавский Владимир «Семь лет», — Париж, 1950
Варшавский Владимир «Семь лет. Повесть», — Париж, 1950.
Мягкая обложка, 302 стр. Состояние удовлетворительное, корешок подклеен прозрачной лентой.
Автограф автора на авантитуле: «Александру Федоровичу Керенскому в знак глубокого уважения и искренней преданности. Париж 1950″.
Повесть рассказывает об участии автора в войне и годах, проведенных в немецком плену. До выхода книги отрывки из нее публиковались в эмигрантской печати.
Адресат автографа — А.Ф.Керенский (1881-1970). Русский политический деятель. Присяжный поверенный, прославился защитой политических подсудимых. Лидер фракции трудовиков в IV Государственной думе. Впервые выступил на политическое поприще, подписав в 1905 г. коллективный протест против ареста представителей радикальной интеллигенции, пытавшихся путем переговоров с гр. Витте и кн. Святополк-Мирским предотвратить расстрел 9 января. Его поездка на Лену в дни знаменитого расстрела рабочих и оппозиционные выступления в Думе создали ему большую популярность в мелкобуржуазных слоях населения. После Февральской революции совмещал посты заместителя председателя Временного Комитета Думы (предшественник Временного Правительства) и заместителя председателя Петроградского Совета. С марта 1917 г. — эсер; во Временном правительстве — министр юстиции (март-май), военный и морской министр (май-сентябрь). С 8 (21) июля — министр-председатель, с 30 августа (12 сентября) — верховный главнокомандующий. Принадлежа к эсеровской партии, Керенский проводит политику, часто вопреки ее ЦК, мотивируя свои действия интересами России. Насколько его государственная политика уже тогда зашла вправо, показывает факт неизбрания Керенского в ЦК на эсеровском Съезде. В августе 1917 года Керенского подозревают даже, и не без основания, в причастности к корниловщине. Во время Октябрьской революции бежал из столицы, воспользовавшись для маскировки американским флажком на машине. После победы Октябрьского вооруженного восстания скрывался в Гатчине, пытался организовать наступление на Петроград. Потерпев неудачу, бежал на Дон и в 1918 г. эмигрировал во Францию, издавал социал-революционную газету «Дни» в Берлине и Париже в 1922-1932 г.г., в 1940 г. переехал в США. Умер в Нью Йорке.
Из интервью Т.Варшавской (жены В.Варшавского) радио «Свобода» от 04.01.2011:
Татьяна Варшавская: Кстати, я очень хорошо была знакома с Керенским, и он звонил нам уже совершенно слепой. Я ему помогала писать его воспоминания, помогала с архивами и с чтением. И потом я его водила в церковь. Он тоже приезжал в Мюнхен. Он ходил, такой походкой, все время подпрыгивая. И шел с белой палочкой. Он постоянно падал, разбивал очки. Он даже написал мою фамилию в предисловии к своей американской книге. Я ему помогала.
Например, он должен был выступать по телевидению американскому и говорить о русской истории. И он сперва репетировал со мной и все время почему-то путал «he» и «she». Особенно когда он говорил о Екатерине Великой, он все время говорил «he». Я объясняла: «Александр Федорович, «she» – запомните». И когда выступил, я слушал эту передачу, он сказал «she». Но у него было очень хорошее чувство юмора и замечательная память. Вы не поверите, я не выдумываю, он мне говорил, что он всегда хотел стать актером в детстве, и он хотел всегда играть Хлестакова.
Под Нью-Йорком было русское местечко, поселок, где жили русские и сдавали на лето у моря комнаты. Он мне рассказывал: «Вот я позвонил русской даме и говорю, можно ли комнату получить. Она, знаете, что мне отвечает: «Здесь не Зимний дворец, и для вас комнаты, Александр Федорович Керенский, нет». Мы знали Никиту Никитовича Романова в Нью-Йорке и Джанет, его жену. Они жили недалеко от нас, и он иногда приглашал в свой маленький круг. Он пригласил нас и Шмемана. Александр Федорович Керенский умолял, нельзя ли попасть к нему в гости, просто просил меня сказать. Я говорю Никите: «Нельзя ли?». «Пожалуйста, пусть придет». Александр Федорович напился и стал петь «Боже, царя храни» у Никиты Никитовича.
Михаил Соколов: Он как-то объяснил в разговорах с вами, что случилось в 1917 году?
Татьяна Варшавская: Он говорил много о Корнилове, особенно много — это его особенно мучило, Корнилов. И Корнилов его пунктик был.
Михаил Соколов: То есть он понимал свою вину?
Татьяна Варшавская: Я думаю, что да, мучило. Постоянно возвращался разговор к Корнилову.
Полный вариант интервью можно посмотреть здесь.